В основном – об интригующей новой постановке, специфичности физического театра, феномене «продающего» названия и о том, как вырабатывается язык продаж в независимом театре.
А ещё о спектакле, который очень жаль терять, и о том, как сделать зверски крутую аудиопостановку.
Ссылки на полезные сайты и статьи внутри.
Анна Городянская. Что значит «Я.Л.А.С.» вы ведь не расскажете?
Роман Каганович. Нет (улыбается).
Это ваше возвращение к чисто пластическому театру или тут тоже делаете #упорнадраму?
Упор на драму. Мне кажется, что я уже никогда не вернусь к чисто пластическому театру. В России это невозможно, потому что физический театр очень плохо развит, мало артистов, которые подходят. Это если брать физический театр в том виде, в котором он существует в Европе. Они очень долго к нему шли, а мы еще какой-то путь должны пройти. Надо многое менять, начиная с образования. У нас были попытки, например, «Земля» Макса Диденко в Александринке. Но сколько это прожило, как быстро развалилось. Именно поддержанием формы нужно заниматься. Если у Жанти, Тьерри или Папаиоанну, а это люди определенного склада, тренинг постоянный, большая серьезная работа, то у нас это невозможно, особенно в гостеатре. Там не хотят на это идти, потому что не знают, что это такое, сложно поддерживать и продавать, опять же артисты не тянут. В независимом театре тоже невозможно, потому что, когда мы собираемся – мы есть, потом все расходимся зарабатывать деньги – и нас нет. Даже с моими артистами это было очень сложно поддерживать.
Честно говоря, я думала, что «Я.Л.А.С.» чисто пластический спектакль, поэтому у меня есть вопрос, в чем заключается актерская работа над ролью в такой постановке. Но может быть вы все равно расскажете?
Это то же самое абсолютно, просто способ выражения не слово, а тело. Если ты звуком ищешь правильную интонацию, то телом – правильное движение, правильный наклон, градус, существование себя в пространстве. И это не отменяет на самом деле всего прочего. Как-то так, но объяснить это очень сложно. Вот почувствовать как-то… Я же когда приезжаю в другие театры и прошу артистов выполнить какие-то элементарные задачи телесные, они не в курсе что это такое, никогда не пробовали, для них это абсолютно ново. А когда я говорю, ты играй что-то при этом, у них случается падучая болезнь, нервный срыв и все, они не понимают, как быть, как с этим существовать. Потому что это правда такая специфическая штука, ее надо тренировать, надо очень чувствовать. Так или иначе физический театр больше рассчитан на чувства, чем на интеллект. В том смысле, что ты спектакль должен больше чувствовать, а не понимать. Европейцы в этом очень сильно преуспели.
Вы вновь обращаетесь к теме человеческих отношений, как это было в вашем пластическом спектакле «Любовь во множественном числе». Можно сказать, что это возвращение к теме или переосмысление?
«ЛВЧ» был самым популярным моим спектаклем. Мы играли его много лет тогда, когда еще не было никаких возможностей билеты продавать, мы не знали, как это делать, что для этого делать, мы только начинали. Но при этом у нас всегда были аншлаги, переаншлаги. Это был грустный спектакль порой, но шуточный. Да, он был полностью пластический, но очень простой. Сейчас спектакль тоже о любви, но, конечно, уже посыл посложнее по всем пунктам, и по драматургии (в основе спектакля «Я.Л.А.С.» рассказы Анны Старобинец — Прим. ред.), и по режиссуре, все-таки я уже вырос. Но зато есть один артист, который играл и там, и там. Больше эти два спектакля ничего не связывает.
В одном интервью вы сказали, что для вас очень важна в спектакле повестка дня. О каких насущных проблемах Я.Л.А.С.? Какая у него повестка дня?
Ха! Там нет никакой насущной проблемы, но я же специально взял такую тему – «любовь». Я хочу, чтобы спектакль хорошо продавался, чтобы на него ходили люди, потому что всегда же интересно о любви. Все другие мои актуальные темы не продаются, поэтому я решил поменять бизнес план. По крайней мере у меня есть такая мысль.
Когда спектакль на вечную тему – о любви – то… Мне кажется, это очень круто тем, что всегда непредсказуемо, особенно если мы не будем забывать, что Аня фантаст и это фантастическая история.
А вот это уже конкретнее и ещё интереснее! Вы не пишите об этом в аннотации!
Я вот сейчас подумал и понял, что, а может быть и зря. Это промах, но так постепенно мы выработаем язык продаж.
Получите обратную связь от зрителей и докрутите продвижение.
Да, и я наконец-то посмотрю полностью спектакль. Вы же понимаете, мы существуем в таких условиях, что только в день премьеры можно будет посмотреть прогон полностью. Это специфика работы независимого театра.
Вы уже затронули тему, о которой я хотела поговорить, это маркетинг. Название спектакля вы в анонсах не расшифровываете, описание в аннотации очень интригует, но ничего не добавляет к пониманию того, что будет происходить на сцене. Я понимаю, что театр НеНормативной пластики – один из первых независимых театров Петербурга, с номинациями на «Золотую маску» и «Прорыв», ваши спектакли любят зрители, и знают, что там, где ТНП должно быть классно, это как знак качества. Но на одном этом зрителей же на спектакль с загадочным названием и туманным описанием не соберешь. Или соберешь? На сколько в процессе создания спектакля от идеи до воплощения вы задумываетесь над маркетингом?
Вообще не задумываюсь, если честно. Потому что непонятно, как это делать. Об этом думают другие театры, в которые я категорически не хожу, потому что они мне не интересны. Я не думаю изначально, я делаю. Все, кто со мной связывается, кусают локти, рвут волосы, проклинают меня.
Вы имеете в виду, что некоторые театры создают спектакли в угоду зрителю, сперва думают, на что зритель пойдет, потом, исходя из этого, выбирают материал?
Да. Современная драматургия простаивает, потому что все предпочитают поставить в репертуар условного Чехова, Шекспира или Островского, потому что это продаваемо, это легкий путь. В таких вещах я не хочу участвовать, я делаю по другому, то, что мне нравится, скажем так. Но в этом есть свой маркетинг, он работает в другую сторону, у нас крутой зритель, который ищет чего-то нового, не замшелого.
Если ваш потенциальный зритель думает, что пластический театр (или драматический с элементами пластического) это скучно и непонятно, и зачем я туда пойду, что бы вы ему сказали?
Во-первых, если это для него новое, это уже не может быть скучным. А во-вторых, это просто другой театр. Если ты в этом уже знаток, и идешь в сотый раз на какую-то пластическую фигню, то тебе может быть и скучно. А так, ты же не в курсе, и идешь на условного Папаиоанну – да это должно тебе вынести мозг. Я стараюсь работать на каком-то стыке, совмещать что ли… Даже если этого не заметно, мы все равно уделяем достаточно много времени телесности. Даже там, где, казалось бы, абсолютно не видно и не нужно.
Например?
Ну вот мы выпустили моноспектакль «Интервью В.» по мемуарам Вертинского. Там Сережа (актер Сергей Азеев. — Прим. ред.) сидит час десять за столом. Играет 20—35 ролей (я не знаю сколько) и в этом работы с телом очень много, и профессиональному зрителю – профессиональному – будет понятно, о чем речь. Простой зритель подумает: какой талантливый артист, встал по-другому – и уже другой человек… Да, он и артист классный! Но это не отменяет работы с телом. Есть не только слово, а тело-слово-тело-слово. Я не работаю над словом без тела, и наоборот. Для меня это равноценные вещи.
Откуда такая тяга к пластике?
Я в театральной академии четыре года отучился в аспирантуре, отработал преподом по движению, соответственно, много этим занимался, мне это нравилось. В самом-самом первом спектакле нами сочиненном было фехтование, мордобой, всякие пластические этюды, какую-то пьесу мы написали, там были слова, но мало (спектакль «По закону чести», 2009—2010 гг.— Прим. ред.). Тогда мы поняли, что это клевая штука, совмещать драму и пластику, и ей никто не занимается. И я стал это делать, и это дает свои результаты. Мы интересный театр. Да, с маркетингом у нас проблемы, но мы не попсовый театр. Кто приходит к нам в первый раз, тот, как правило, остается с нами.
В начале сентября вы объявили о последнем показе «Посмотри на него», вашего фантастически талантливого и очень успешного спектакля (если успех измерять не деньгами, а откликом зрителей, критиков и номинациями на «Золотую маску» и «Прорыв»). Спектакль выдохся или есть другие причины?
Не кому было его продавать, поэтому объявили последний спектакль. Пока что он не стоит в репертуаре, но я его посмотрел, понял, что спектакль достаточной живой, актуальный, его очень жаль терять вообще всем. Я надеюсь, что мы разберемся с этим как-нибудь.
Тоже очень на это надеюсь! Вы делали его, чтобы как можно больше людей узнали, через какой ад порой проходит беременная женщина в нашей стране и для того, чтобы в системе и людях, которые ее составляют, что-то, наконец, изменилось. Спектакль шел практически три года, есть ли реальные изменения, которые он спровоцировал?
Понятно, что у нас абсолютно не те масштабы. Но я уверен, что куча людей, особенно мужчин – особенно мужчин! – поменяли некоторые взгляды. Как минимум я, поэтому это уже достаточно много. Ещё мы этот спектакль сыграли на девяносто гинекологов, поэтому, я думаю, что это наверняка как-то да поменяло ситуацию, я просто уверен в этом. Судя по обсуждению после этого показа, в них что-то зародилось, они что-то поняли. Они говорили: «Да, у нас есть эта проблема, но мы будем стараться исправлять ситуацию». Книжка (роман Анны Старобинец — Прим. ред.) изменила гораздо больше. Все-таки мы-то маленький театрик.
Мне кажется, вы сейчас немного прибедняетесь, потому что каждый показ – это хоть маленький, но вклад в социальное изменение и в мышление людей, которые даже не задумывались о существовании такой проблемы.
Я буду надеяться. Но так или иначе, мы играем его всего на семьдесят человек раз в месяц, а то и реже. Наш вклад – это один спектакль в БДТ на 700 человек.
Эта работа со Старобинец повлекла за собой вторую: ваша команда записала три аудиоспекталя по рассказам Анны для детей «Зверский детектив». Я послушала отрывки на Storytel, они просто уморительные – вы разыграли настоящую аудиопостановку, по ролям, с музыкой.
В чем была ваша режиссерская задача в этом проекте?
Когда Аня мне предложила, я сначала подумал, что не знаю, что это такое, и что с этим делать. Но Аня говорит: «Ну ладно, ты же сделал нормальный спектакль, что ты, это не сделаешь?» В общем, логично. На самом деле оказалась, что это достаточно сложная работа. Я позвал хороших артистов, мы придумали песни. Получились хитовые песни на самом деле. Если бы с ними сделали мультик, то он был бы, как «Голубой щенок». Я слушал, придумывал персонажей, отвечал за ритм. Руководишь быстро на записи, а потом это все много-много раз слушаешь. Но работа правда интересная и правда получилось прикольно. Моя дочка вообще фанатка, не далее, как вчера долго ехали и в очередной раз слушали. Скоро, мы уже договорились со Storytel, будет приквел «Зверского детектива» с теми же персонажами – «Зверские сказки», для детей помладше.
Анна хотела сделать аудиоспектакли уровня «Мелодии», пластинок, на которых она выросла. Кажется, у вас отлично получилось.
Да, и еще принципиальный момент в том, что это не аудиокнига, а аудиосказка, где многоголосье, саунд-дизайн, оригинальные пьесы, достаточно большое количество артистов. (Поэтому себестоимость рыночная высокая, – очень много людей задействовано). Не просто девочка за девочку, а мальчик за мальчика прочитали книжку. Это большая работа. Поэтому, да, я считаю, что мы ничуть не хуже «Мелодии» сделали, а где-то даже и получше, потому что посовременней все-таки звучит.
И вот вы снова работаете с текстами Анны Старобинец на «Я.Л.А.С.»…
Да, это ее рассказы, четыре штуки. Я попросил Аню дописать кое-что. Она очень бережно и ревностно относится к своим текстам, и я, если уж берусь, тоже уважительно отношусь к автору, стараюсь по крайней мере. А там уж как получится.
Четыре рассказа, четыре буквы в аббревиатуре... Я пытаюсь выудить еще что-нибудь об этом спектакле, чтобы привлечь к нему внимание зрителей.
Я так скажу, название этого спектакля не так важно. Главное прийти и посмотреть, будет прикольно.
Название должно быть продающее?
Наверное, должно быть, но тут что есть, то есть. Я же сначала посоветовался с человеком, который нам продает все, и он ответил: «Давай попробуем». Попробовали. Например, спектакль по Вертинскому я изначально придумал назвать «Интервью В.», но перед премьерой я понял, что мне нравится просто «В.». Мы оставили все то же в описании, но переделали название, и он не продался вообще. Поэтому теперь на фестивалях, где не надо продавать билеты, этот спектакль называется «В.», а где надо – «Интервью В.». Как это работает я не знаю.
Вы, наверное, опять не расскажете, но я спрошу. На афише «Я.Л.А.С.» обнаженные тела, спектакль строго 18+. Афиша отражает то, что мы увидим на сцене?
Ну, это же про любовь.
Источник: https://vk.com/@gdekultura-nash-vklad-eto-odin-spektakl-v-bdt-na-700-chelovek